"Интеллектуал — это человек, сведущий в одной области, при этом говорящий только в других"

Я знал, что что-то незримо вело меня к этому моменту — и вот оно!

Ну что ж, сложно представить такой университет, в который я захотел бы быть приглашенным в этот майский день и чей капюшон я захотел бы носить, кроме как Бостонский университет.

Благодаря двум Джонам: Джону Зильберу и Джону Уэстлингу, а также блестящему профессорскому составу, с некоторыми из которых мы встретились сегодня утром на этой трибуне, Бостонский университет стал маяком независимой мысли и либеральной демократии в классическом значении слова "либерал", как Джон Сильбер так чудесно определил его на многие года. Я так тщательно подобрал образ маяка, Джон и Джон, потому что маяки строят так, чтобы они стояли в одиночестве и выдерживали всю тяжесть шторма, каким бы он ни был.

Закончив с этим, я хочу поздравить выпускников 2000 года и их семьи. Как человек, выросший в Великой депрессии 1930-х годов, я знаю, что начало карьеры молодого человека — это семейный триумф. Забудьте о деньгах. Помимо любви, известных добродетелей и времени, нет лучшего подарка, который родители могут дать ребенку, чем образование в таком месте, как Бостонский университет.

Чувствую себя Сигурни Уивер, которая произнесла торжественную речь на школьном выпускном моих дочерей пару лет назад. Это была школа для девочек, и Сигурни Уивер сказала: "Сегодня утром я хотела поговорить с вами, девочки, о мальчиках. Но директриса сообщила мне, что у меня есть только пятнадцать минут. Так что вместо этого я расскажу вам о смысле жизни".

К сожалению, я не помню, о чём она тогда говорила, потому что просидел все пятнадцать минут в напряжении. Так что за те несколько минут, что у меня есть с вами, скажу вам одну вещь, которую хотел бы, чтобы кто-то сказал мне, когда я был на вашем месте 49 лет назад и выпускался из колледжа. (На самом деле, быть выпускником 2000 года даже звучит лучше, чем быть выпускником 1951 года. Мы делали все, что могли, но что поделать с "1951"?)

И эта вещь, которую я хотел бы услышать тогда, сегодня еще более опасна, чем полвека назад.

Приведу пример: сейчас очень модно думать, что каждый народ, каждая культура имеет свою уникальность, свою собственную ценность, которая заслуживает уважения и внимания. Я не думаю, что кто-то станет с этим спорить. Но я думаю, что, как только вы отправитесь в мир, то обнаружите две вещи: во-первых, что это не связано с реальностью, а во-вторых, что это ведет к тому, что я называю "пагубным просветлением".

Рассмотрим этот конкретный случай, который вполне уместен на местном уровне: семь лет назад мэр Нью-Йорка приехал в Бостон. Он нанял вашего комиссара полиции Уильяма Брэттона и привез его в Нью-Йорк, чтобы посмотреть, сможет ли он что-нибудь сделать с преступностью в Нью-Йорке, которая достигла ужасающих масштабов.

Уильям Брэттон совершил очень смелый поступок. Он перевернул обычный порядок. Он сказал: "Мы уменьшим число серьезных преступлений, перейдя к так называемым преступлениям качества жизни: проступкам, которые до этого считались настолько незначительными перед лицом перестрелок, грабежей, избиений, ножевых ранений, что полицейские департаменты уже почти не обращали на них внимания. Мы собираемся создать и установить чувство порядка в Нью-Йорке. Мы собираемся снова выйти на улицы. И это будет иметь такие последствия, какие вы даже представить себе не можете".

И вот что случилось. Чрезвычайно быстро Уильям Брэттон добился самого резкого снижения уровня преступности в любом крупном городе за всю историю Соединенных Штатов.

Как же так? Во-первых, он начал применять законы против прогулов, которые не применялись в течение 75 лет. Полиция начала вылавливать тринадцатилетних, четырнадцатилетних, пятнадцатилетних детей, которые были на улице в середине дня, и говорить им: "Вы должны быть в школе".

За два месяца уровень преступности среди несовершеннолетних в Нью-Йорке снизился на 75 процентов. Потому что вы делаете, если вам тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет и вы не в школе, вы отсутствуете весь день? Вы придумываеете всякие пакости и попадаешь в неприятности, вот что ты делаешь.

Брэттон решил применить закон, запрещающий ездить в метро бесплатно, перепрыгивая через турникеты. Если вы когда-нибудь бывали в Нью-Йоркском метро, то знаете, что турникеты здесь примерно такой же высоты, как и те кожаные лошадки, которые вы используете в гимнастике. К 1993 году целое поколение молодых людей в Нью-Йорке привычно прыгало через турникеты. Стали Олимпийскими чемпионами такого спорта. Я имею в виду, что многие, очень многие могли бы прыгнуть, сделав сальто в воздухе. Это было круто. Я видел полуметрового малыша, который стал чемпионом. Я не преувеличиваю! Полутораметровый чемпион!

Это все очень весело, но какое впечатление это производит на всех остальных? "Я просто идиот. Я подчинился закону. Я просто идиот. Метро во власти беззакония. Город разваливается на части". Полиция начала их арестовывать — и это принесло неожиданные дивиденды: 30% прыгающих имели непогашенные ордера на более серьезные преступления.

Ну, а теперь перейдем к бумбоксам. Под руководством Уильяма Брэттона Департамент полиции Нью-Йорка выявил 227 горячих точек бумбокса. Когда я говорю о бумбоксах, я не говорю об этих радио-и CD-плеерах, которые вы видите у мальчиков на плечах — всё не так просто. Эти горячие точки были связаны с автомобилями. Мальчики вынимали заднее сиденье из своих машин, вставляли кусок фанеры от основания переднего сиденья до самого заднего стекла и вставляли два 20-дюймовых динамика. Двадцатидюймовые динамики создают столько тепла, что им пришлось бы вынуть все из багажника и поставить вентиляторы, чтобы охладить оборудование. Мне стало любопытно, я вышел, и я был в этих машинах, когда они едут на полную мощность. Я вовсе не шучу.

Ну ладно, основную мысль вы уловили. Вот такая песня могла бы греметь в полночь в 227 жилых кварталах Нью-Йорка. Слова немного грубоваты, но чтобы вы лучше прочувствовали, я должен использовать их. Эта песня называется "Смерть в кредит" группы The Child Abusers:

А теперь представьте себе, что это поется не мной, а четырьмя ревущими 20-летними парнями с электрогитарами, электрическим басом и ревербо-усиленными барабанами над 20-дюймовыми динамиками в чьем-то районе в полночь, час, два или три утра.

Так что полиция начала расправляться с этим, и один молодой человек подрался в суде и проиграл дело. Затем он подал апелляцию, и апелляционный суд отклонил ее со следующей логикой: "То, что поощряется в одной культуре, не поощряется в другой".

А теперь подумайте, что это значит. Я не знаю истории этого мальчика, и все, о чем я могу думать, это то, как снисходительны вы можете быть?

Правда в том, что существует общая связь между всеми культурами, между всеми народами в этом мире. По крайней мере среди тех, кто достиг уровня колеса, башмака и зубной щетки.

И эта общая связь есть тот сильно оклеветанный, известный как буржуазия или средний класс. Таких людей можно найти не только в Бостоне, но и в Бомбее, в Бенин-Сити, в Бенине, в Западной Африке, в Бонне, в так называемой Западной Германии, в Бейруте, на Бермудах, в Барселоне.

И во что же они верят? Мир, порядок, образование, трудолюбие, инициатива, предприимчивость, творчество, сотрудничество, забота друг о друге, забота о будущем детей, патриотизм, честная игра и честность. Много ли требуется от человеческого животного? На многое ли вы можете рассчитывать?

Я говорю, что средний класс во всем мире — и он, безусловно, расцветает в нашей стране — это высшая форма эволюции. Буржуазия! Человеческое животное не станет лучше! Мировая буржуазия создает то, что сегодня считается аристократами, —людей, поглощенных молодостью, свободно существующих в обществе, похожих на беспечных детей.

А мы, писатели, потратили весь 20-й век на то, чтобы уничтожить буржуазию! Великий Х. Л. Менкен, вероятно, самый блестящий американский эссеист XX века, начал его со своего термина "booboisie" [Прим.: разг. "болваны" от англ. "bourgeoisie" — "буржуазия"].

Затем Шервуд Андерсон из Уайнсбурга, штат Огайо, представил нам очень правильного, очень извращенного проповедника Среднего Запада, на самом деле являющегося любопытной Варварой. Эту формулу теперь отшлифовывают, отшлифовывают и отшлифовывают, пока она не воплощается в фильмах типа "Любовь по-американски".

Мы, люди искусства, были замешаны в очернении лучших людей на земле. Почему? Потому что очень многие из самых влиятельных идей нашего времени являются продуктом нового творения 20-го века: существа, которого не было до 1898 года, оно известно нам как "интеллектуал".

Есть люди с интеллектуальными достижениями. Они увеличивают сумму человеческих знаний, силы человеческого понимания и анализа.

А еще есть интеллектуалы. Интеллектуал—это человек, сведущий в одной области, при этом говорящий только в других. Начиная с начала XX века впервые обычный рассказчик, писатель-новеллист, поэт, драматург, в некоторых случаях композитор, художник или даже оперный певец мог достичь возвышения, став морально возмущенным по какому-то общественному вопросу. Это не требовало никаких интеллектуальных усилий вообще. Внезапно он поднялся на самолет, откуда мог смотреть вниз на обычных людей. И наоборот — это меня восхищает — если вы просто блестящий ученый, просто кто-то, кто безмерно прибавил к сумме человеческих знаний и сил человеческой проницательности, то это не дает вам права быть выдающимся интеллектуалом.

Покажу на примере реки: я стою прямо рядом с тем местом, где Пит Судер играл на второй базе за "Бостон Брейвз". Так или иначе, прямо за рекой стоит удивительная фигура Ноама Хомского. Ноам Хомский сам по себе сделал чрезвычайно блестящую вещь. Он лингвист, ученый, и исследователь тоже. Он пришел к выводу, что речь, грамматика и способность человека запоминать буквально, физически встроены в человеческую нервную систему. Это не что-то выученное, это нечто встроенное. Вот почему двухлетний ребенок может взять новое слово, например "стул", и сразу же бросить его в предложение и сказать: "Моя кукла упала со стула", - целое предложение с подлежащим, сказуемым и дополнением. Только в наше время, в конце 20-го века, в начале 21-го, у нейробиологов есть инструменты, с помощью которых они начинают доказывать, что Ноам Хомский был прав. Блестящий, блестящий человек.

Неужели кто-то назвал его интеллектуалом только потому, что он был одним из самых блестящих людей в Соединенных Штатах? Нет. Когда же он стал интеллектуалом? Когда он наконец заговорил о том, о чем совершенно ничего не знал: о войне во Вьетнаме. Когда он осудил войну во Вьетнаме, Хомский продемонстрировал необходимое полное невежество и тем самым сделал себя ведущим американским интеллектуалом.

Одна из вещей, которые я нахожу действительно стоящими для просмотра всех премий "Оскар", всех "Эмми", всех этих церемоний награждения, - это увидеть, как сегодняшние актеры и шоумены открыли эту формулу.

Это правило, в котором никогда не было исключений: когда актер или шоумен поднимается к микрофону на одной из этих церемоний награждения и выражает моральное возмущение по поводу чего-то, он иллюстрирует высказывание Маршалла Маклюэна о том, что "моральное возмущение — это стандартная стратегия наделения идиота достоинством".

Еще одно правило без единого исключения состоит в том, что интеллектуал всегда отводит глаза от очевидного, когда речь идет о Соединенных Штатах. Эта страна в наше время осуществила мечту утопических социалистов XIX века, Сен-Симонов, Фурье. Это первая страна на земле, в которой у обычного рабочего человека есть политическая свобода, личная свобода, свободное время, деньги, средства для самовыражения любым способом, каким он захочет. Так что вы можете быть уверены, что сегодня, когда мы собрались здесь, на бывшем поле Брейвса — теперь Никерсон Филд в Бостонском университете, — вы можете быть уверены, что ваш линейный оператор кабельного телевидения, или ваш механик по кондиционированию воздуха, или ваш ремонтник охранной сигнализации сейчас находится в Пуэрто-Вальярте, или на Барбадосе, или в Сент-Китсе.

И он там со своей третьей женой (они говорят, что это так: разводы стоят дорого), и прямо сейчас они вдвоем сидят на террасе какого-то курортного отеля. Он одет в свою рубаху от Рикки Мартина, расстегнутую до самой грудины, чтобы золотые цепочки лучше поблескивали в волосах на груди, и они с женой только что заказали по маленькой порции газированной воды "Кибел", потому что "Перье" и "Сан-Пелегрино" сейчас такие безвкусные. Даже старый термин "рабочий класс" уже нельзя употреблять, а тем более "пролетариат". Ваш водопроводчик, ваш электрик — это теперь часть высшей формы эволюции, буржуазия американского типа.

Вот мы и стоим на пороге второго американского столетия. Мы только что закончили первое американское столетие, в котором достигли власти, которая заставила бы Юлия Цезаря содрогнуться от зависти. А наша страна была в значительной степени милостивой державой.

Мы спасли мир от двух охотящихся за рабами хищников: немецких нацистов и русских коммунистов, от двух варварских орд, по сравнению с которыми древние гунны и мадьяры казались примитивными существами. В то же самое время мы открыли свои объятия людям со всей Земли, из каждой страны, из каждой культуры, из каждой религии, любого мыслимого происхождения. Почему бы нам не построить вторую статую Свободы? То, что мы делали в 20 веке, было фантастикой. Люди из Эритреи, из Эфиопии, из Ганы, из Камбоджи, из Вьетнама, беженцы со всего мира — мы их приветствовали!

Помните дело Элиана Гонсалеса? Забудьте на мгновение о его главной драме и подумайте о контексте: почему это такая большая проблема в этой стране? Потому что это единственная страна в мире, в которой беженцы, люди совершенно иного происхождения, чем доминирующее население страны, могли бы ассимилироваться и захватить за одно поколение такой большой город, как Майами. Не важно, какая будет развязка: дело Гонсалеса уже иллюстрирует славу американской демократии. Это единственная страна в мире, где может состояться такой триумф иммигрантов первого поколения. И да благословит нас Господь за то, что мы так открыты для людей всего мира.

Мы находимся в начале того, что может быть Pax Americana, эквивалент Pax Romana [Прим.: Римский мир" с лат.], который начался два тысячелетия назад. Это может быть второе столетие тысячелетнего правления в мире мягкой либеральной демократии.

Я думаю, что мы должны радоваться этому. И я чувствую себя намного лучше, зная, что есть такие люди как вы, выпускники 2000 года в Бостонском университете, которые развили независимость мысли, чтобы судить о мире строго по тому, что видите собственными глазами. Вы больше не найдете многих консервативных судей, которые могли бы руководить вами: теперь они беспомощно блуждают, ошеломленные сознательным невежеством этого причудливого существа 20-го века — интеллектуала. Вам придется самим выносить приговоры. Но вы находитесь среди очень немногих тех, кто может это сделать. Вы — выпускники одного из двух или трех величайших университетов Америки. Вы были воспитаны, вы были развиты в традиции прямолинейного мышления и прямолинейного разговора. Вас учили вести свою жизнь как те, кто, по великой фразе великого писателя и великого лидера Джона Зильбера, являются "прямолинейными стрелками".

Да благословит вас всех Господь, желаю вам удачи и огромное спасибо за то, что позволили мне принять участие в выпуске курса Бостонского университета в 2000 году.